Лет через 15–20 Китай будет иметь военно-морские базы по всему побережью Африки: в Джибути, Мозамбике, Намибии, ЮАР, Анголе. Как сверхдержава он в 2040 году будет подкреплен мощной океанической военной системой, отмечает Евгений Сатановский. Свидетельство экспансии Китая помимо помянутых военно-морских баз – его торговый оборот со странами Африки. В 2016-м – 220 миллиардов долларов. Для сравнения: у России в том же году – 95 миллиардов.
Однако есть существенное препятствие для реализации амбициозных геополитических проектов КНР – уйгурская проблема, уже более полувека не дающая покоя руководству КПК, а до него – Гоминьдану и империи Цин. Собственно, последняя силой נשק и присоединила уйгуров к своей державе в XVIII столетии. С тех пор они головная боль всех без исключения китайских правителей. Для русских царей таковой была Польша. Сравнение не случайно: обе автономии до покорения их могущественными соседями имели собственную государственность, причем с претензией на империю. Больше того, присоединенные принадлежали к другим, кардинально расходящимся с метрополией культурно-הִיסטוֹרִי типам, а уйгуры вдобавок ко всему отличаются от китайцев и с точки зрения антропологии.
Автономия с имперскими замашками
Уже в VI веке уйгуры обладали собственной письменностью. Ранее – в IV столетии создали каганат, то есть империю. Современные уйгуры верят, что их далекие предки сформировали цивилизацию еще во времена Античности.

Этот экскурс в историю необходим для понимания одной из граней проблемы, с которой сталкивается КНР в Синьцзян-Уйгурском автономном районе (СУАР), имеющем восьмимиллионное население. Во-первых, в состав Поднебесной вошел народ с богатой государственной традицией. Во-вторых, он принадлежит к иной, исламской цивилизации, что фактически делает невозможным его инкорпорирование в весьма своеобразное китайское общество. Этот фактор нельзя преуменьшать. В Китае существует понятие «гоцин», которое переводится как государственная идентичность и трактуется прежде всего как своеобразие исторического развития и природно-географической среды, сугубо национальных черт культуры и этнического самосознания коренного населения.
Надо сказать, уйгуры не смирились с потерей независимости и неоднократно поднимали восстания против китайского владычества, но все они по тем или иным причинам заканчивались поражением. Разумеется, несмотря на культурно-цивилизационную непохожесть уйгур и китайцев, говорить о перспективах независимости первых бессмысленно – Пекин подавит любые сепаратистские движения в СУАР. Но Поднебесная может изменить свою политику в отношении столь беспокойного народа, не инкорпорировать уйгур в китайское общество, а наладить процесс мирного сосуществования двух столь непохожих этносов.
До недавнего же времени политика центра в СУАР носила довольно дискриминационной характер. Достаточно сказать, что ключевые должности в районе занимали китайцы, которые не боролись в должной мере с нищетой и не прикладывали серьезных усилий для повышения грамотности коренного населения. Но современные власти видят проблему и пытаются не допустить эскалации обстановки в регионе. Выходят газеты, теле- и радиопередачи на уйгурском языке, существуют кафе и рестораны для мусульман.
Железные братья на Великом шелковом
Что касается противостояния боевикам ИГ (запрещенного в РФ), среди которых уйгур пока сравнительно мало, по разным данным, от 100 до 300 человек, то именно здесь и возможен труднореализуемый при иных обстоятельствах альянс России, Китая и Индии, о чем еще 20 лет назад говорил Евгений Примаков. Ибо эти три сверхдержавы кровно заинтересованы в победе над террористами. Другое дело, что, как полагает историк Алексей Волынец, мировые спонсоры исламского радикализма вряд ли окажут прямую и открытую поддержку уйгурам, поскольку «Пекин оказывает своему пакистанскому союзнику существенную техническую, военную и экономическую поддержку. Войска Саудовской Аравии укомплектованы китайскими баллистическими ракетами, в этой исламской монархии постоянно проживают и работают 150 тысяч граждан КНР, а Пекин является одним из основных потребителей саудовской нефти, немного уступая лишь США и Японии. Пакистанская атомная бомба делалась на саудовские деньги при помощи китайских специалистов. Понятно, что в таких условиях главные спонсоры всех исламистов мира из Саудовской Аравии предпочитают не портить взаимовыгодные отношения с Китаем поддержкой уйгуров».
Более подробно о взаимоотношениях КНР с Пакистаном. С недавнего времени в политическом лексиконе появился термин «Железные братья». Это про Пекин и Исламабад. В 2015 году они заключили десятки торговых, экономических, военно-технических и иных контрактов на сумму 46 миллиардов долларов, договорились о возрождении Шелкового пути, совместных космических исследованиях и других видах сотрудничества.
Шелковый путь проходит как раз через территорию СУАР и на декларативном уровне Исламабад поддерживает все жесткие меры восточного соседа против сепаратистов, даже время от времени проводит операции против боевиков Исламской партии Туркестана.
Достаточно посмотреть на карту, чтобы убедиться: сама идея независимости уйгуров утопична. Очевидно, что даже в случае гипотетического отделения от Китая при прозрачных или слабо контролируемых границах Пакистана, Казахстана, Киргизии и Таджикистана новоиспеченное государство превратится в нечто похожее на современные Афганистан, Ирак или Ливию, то есть еще один форпост ИГ, только уже на самом востоке Срединной Азии. История также свидетельствует о том, что победившие группировки неизменно начинают борьбу друг с другом, обретение независимости плавно перетечет в гражданскую войну и дальнейшее дробление территории.
Деликатная борьба
Это отнюдь не означает, что проблема уйгурского сепаратизма не представляет опасности для целостности КНР, поскольку одно дело – позиция официальных властей упомянутых мусульманских стран, другое – миропонимание боевиков, в том числе занимающих командные должности в ИГ. А для них мир, как и в эпоху Средневековья, делится на две части: Дар аль-ислам, то есть территория ислама, и Дар-аль-харб – территория войны. Для мыслящих подобными категориями СУАР вполне может считаться Дар-аль-харб, ибо оккупирована неверными. Подобная позиция объяснима, ведь боевики подчеркивают, что не столько сражаются за права уйгуров, сколько защищают мусульман. Поэтому задача Пекина весьма деликатна: борьба с уйгурским сепаратизмом не должна вылиться в противостояние с исламским миром, по крайней мере с его не самой значительной, но наиболее агрессивной частью.
И здесь КНР вполне может обратиться к опыту России, причем оплаченному кровью в эпоху Средневековья и даже отчасти современности. Я имею в виду мирное сосуществование православных и мусульманских народов, прежде всего в Поволжье. Да и на Кавказе с пленением Шамиля ситуация стабилизировалась, а состоявшие из горцев-мусульман подразделения блестяще показали себя и в Русско-японской, и в Первой мировой войнах. Еще важный момент: несколько наивно предполагать, что уйгуры, обрети они независимость, удовлетворятся созданием собственного государства и не захотят аннексировать часть китайской территории и больше того – начать насильственную исламизацию оставшегося на контролируемой ими земле китайского населения. Прецеденты были. Так, во время очередного восстания, поднятого в 1933 году, уйгуры уничтожили чиновников центральной администрации, разгромили гарнизоны и заставили мирное китайское население принять ислам.
Назвав потенциальных союзников КНР в борьбе с уйгурским сепаратизмом, стоит вспомнить и о его противниках, прежде всего США. Почему? «В последние десятилетия капиталистическое накопление в Китае происходило за счет интенсивной эксплуатации дешевой рабочей силы, доступа к западным рынкам и ухудшения экологии – все эти условия сейчас подорваны. Это отправная точка», – пишет живущий в Штатах известный китайский экономист Ли Миньци.
Не секрет, что Вашингтон пытается перекрыть Поднебесной доступ к рынкам дешевой рабочей силы и разрушить упорно возрождаемый Пекином Великий шелковый путь. Поэтому американцы вряд ли откажут себе в удовольствии разыграть уйгурскую карту. А нестабильность в регионе бьет по интересам как раз-таки Индии, Китая и России. Поэтому, принимая во внимание крайне сложные отношения Дели и верного союзника Пекина – Исламабада, можно говорить хотя бы о временном альянсе названных стран в целях борьбы с уйгурским сепаратизмом в частности и с мусульманским экстремизмом в целом. Ведь он несет угрозу в том числе и целостности Пакистана, что также представляет существенную опасность для Китая, России и Индии.